Знакомство с девушкой с телефоном нижегородская обл.
В противном случае они бы предприняли более решительные действия. Только в этом, и больше ни в чем. Господи, она была такой чудесной, такой доброй женщиной! Она не заслужила такой смерти. Она вообще не заслуживала смерти. Орсон на секунду прекратил обнюхивать следы. Тут уже ничем не помочь. Так устроен мир, так устроена жизнь человека.
Тебе станет гораздо легче, вот увидишь. В моем горле поднялся комок. Это было не горе, а нечто гораздо более прозаическое. Закашлявшись с одержимостью туберкулезника, я согнулся пополам и посеял между корнями деревьев отвратительную черную устрицу. Лицо мое было липким, и я обтер его потной ладонью. На жиденькой траве могил и полированной поверхности надгробий, похожие на кладбищенских эльфов, плясали лунные тени листьев, шевелящихся на слабом ветру. Даже при таком скудном освещении я увидел, что ладонь, которой я провел по лицу, измазана сажей. От меня, должно быть, воняет до небес. Орсон немедленно утратил интерес к беличьим следам, подбежал ко мне и принялся усердно обнюхивать мои туфли, ноги, грудь.
Засунул морду даже под мою куртку, а под конец уткнулся носом мне в подмышку. И какая из тебя, к черту, сторожевая собака! Но почему ты не вцепился в их задницу, когда они убежали? Если они вышли через кухонную дверь, то должны были нарваться прямиком на тебя. Почему в таком случае я не обнаружил на заднем дворе парочку негодяев, катающихся по земле, держась за задницы и воя от боли? Пес был явно шокирован моим вопросом и прозвучавшим в нем чудовищным обвинением.
Он был миролюбивым псом, а не кусачим. Он был добрым приятелем, неутомимым преследователем брошенных ему резиновых мячиков, вылизывателем людских физиономий, наконец философом. Ну их, этих злодеев! От злодеев и блох одни неприятности. А может, это было секундное помешательство? Мне вдруг почудилось, что я могу прочитать его подлинные мысли, которые наверняка отличались от выдуманного мной нашего с ним диалога. Мысли его были совсем иными. Я тоже не мог отвести взгляд.
Орсон жалел меня и потому, что даже я сам не мог прочувствовать до конца, насколько пугала меня перспектива остаться совсем одному.
Но больше всего он боялся за меня, поскольку видел неотвратимо надвигавшуюся на меня неумолимую безжалостную силу, которую мне самому видеть было не дано, ослепительное, огромное, как гора, колесо должно было проехаться по мне и оставить в своей колее мой пылающий прах. Иногда ты пугаешь меня до дрожи, сказал я. Орсон моргнул, тряхнул головой и, отбежав от меня, принялся резвиться вокруг надгробий, деловито обнюхивая траву и опавшие дубовые листья. Он вновь прикидывался самой обычной собакой. Может, я напугал себя сам? Может, его блестящие глаза оказались просто зеркалами, в которых я увидел собственные глаза, а в них отражение правды, которая гнездилась в моем сердце и на которую мне было страшно взглянуть? Пес совал нос так глубоко в землю, словно искал трюфеля, фыркал и мел хвостом по земле. Здесь занимались сексом белки! Скорей, скорей беги сюда и понюхай, как пахнет беличьим сексом! Ты заставляешь меня краснеть, сказал я псу. Во рту у меня попрежнему стоял вкус переполненной пепельницы, однако дьявольская апатия отпустила меня. Прежде чем поднять с травы велосипед, я встал на колени и, обернувшись, посмотрел на могильный камень, на который до этого опирался спиной.
