Я перегнулся через собаку и тоже засунул голову вовнутрь. Я, правда, не собирался нюхать воздух, а всего лишь хотел рассмотреть, что делается в подвале. Щурясь от флуоресцентного света, я увидел помещение размером семь на тринадцать метров, с бетонными стенами и потолком. Здесь находилось оборудование, которое помогало содержать в рабочем состоянии церковные помещения и классы воскресной школы, располагавшиеся в левом крыле здания. Тут также располагались котельная с пятью газовыми топками и большим водонагревателем, электрощиты и еще какоето непонятное для меня оборудование. Он успел пройти уже три четверти пути. Отступив на шаг от двери, я вынул из кармана чехол с темными очками.
Впрочем, я отродясь не слышал, с каким звуком змеи меняют кожу. Мое буйное воображение, о котором я уже упоминал, подсказало мне подобное сравнение. Изза нее тоже сочился свет. Я в кроссовках, меня не услышат, а твои когти будут клацать по полу. Надавив на дверь, я протиснулся внутрь. Орсон остался снаружи, у подножия лестницы.
Может быть, на сей раз он повиновался потому, что я сумел логично объяснить ему необходимость этого? Впрочем, возможно, он чтото учуял и сообразил, что соваться внутрь не самая лучшая мысль. Обоняние у собак в тысячу раз острее, чем у людей, и с помощью носа они способны получать больше информации, чем мы с помощью всех наших органов чувств, вместе взятых.
Темные очки защищали мои глаза от света и вместе с тем нисколько не мешали ориентироваться в незнакомом помещении. От времени и пота кокосовый лосьон на моей коже, должно быть, почти утратил свои защитные свойства, однако я рассчитывал на то, что его успешно заменит слой сажи, покрывавшей мои руки словно тонкие шелковые перчатки. Лицо, вероятно, выглядело так же. Они, однако, звучали настолько приглушенно, что я не мог разобрать, о чем говорят мужчины. За второй дверью располагалась длинная узкая и почти пустая комната. Вдоль стен тянулись водопроводные и отопительные трубы, с потолка на цепях свешивались лампы. Хотя горело лишь несколько из них, я тем не менее не стал снимать очки. Тени по углам напоминали согбенные фигуры монахов в длинных власяницах. По мере моего продвижения вперед голоса становились все громче, и я уже был в состоянии различать отдельные слова. Хотя он и не кричал, в тоне его звучала неприкрытая угроза.
Собеседник его, наоборот, говорил с примирительными интонациями, словно пытаясь успокоить взломщика из похоронного бюро. Почти половину комнаты занимала модель яслей, в которых родился сын божий.
Сами ясли были сколочены из досок, и в них лежали охапки настоящей соломы. Фигуры людей и животных были сделаны из гипса, державшегося на каркасе из мелкой проволочной сетки и деревянных реек. Лица и одежда были выписаны одаренным, по всей видимости, художником и покрыты слоем защитного лака, который поблескивал даже в теперешнем полумраке. По ярким краскам и ряду других деталей можно было предположить, что модель недавно подновляли.
